Даниил Александрович ГРАНИН: цитаты Даниил Александрович ГРАНИН (род. 1919) – писатель, герой Социалистического труда, лауреат Государственной премии, кавалер двух орденов Ленина, орденов Красного Знамени, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды, двух орденов Отечественной войны II степени, ордена "За заслуги перед Отечеством" III степени. Он - лауреат премии Генриха Гейне (ФРГ), член Немецкой академии искусств, почетный доктор Санкт-Петербургского гуманитарного университета, член Академии информатики, член Президентского Совета, президент Фонда Меншикова: Видео | Интервью | Цитаты | Статьи | Проза | О Человеке | Аудио | Фотогалерея.
* * *
«Есть мир идеального и мир реального. Я жил и действовал в реальном мире. В нём располагались наука, техника, работа. Идеальное, духовное – туда я не заглядывал. […]
Но вот заглянул, оказалось, там огромный мир, литература, тысячелетняя история. Душа – нам не обойтись без неё; раз есть душа, значит, есть её свойства, её жизнь…
Иной мир – это не ад, не рай, это иное существование. Остаётся от человека идея человека, может быть, то возвышенное, что могло быть в нём. Нереализованная любовь, то сострадание Господне, которое остаётся для каждого».
* * *
«Для меня любимая картина в Эрмитаже – «Возвращение блудного сына» Рембрандта. Я вижу на полотне всю эту притчу библейскую: блудный сын возвращается побеждённым, на нём изношенное, нищенское, грязное рубище бродяги, грубые стоптанные башмаки на босую ногу, мы видим его пятку, стоптанную от долгого хождения. Ничего не добился, голоден, бос. Вспомнил про родной дом и решился, пришёл с покаянием. Всё просто до этой минуты. Вернулся, но куда?
Он возвращался к тому, что оставил, для него дом, то есть прошлое, пребывало в неподвижности. Но нашёл он совсем не то, что оставил, слепого дряхлого отца, перед ним само прошедшее время, утраченное, растраченное, время горести, ожидания, невозместимое, как невозместима слепота отца, выплакавшего свои глаза.
Между прочим, в библейской притче отец не слепой, он увидел приближающегося сына, он узнал его. Рембрандт делает его слепым вопреки Библии. Слепой отец узнаёт сына, узнаёт на ощупь, касаниями.
Перед сыном – зримая вина.
Здесь начинается главное. Эта притча – одна из самых трудных библейских историй: «Раскаявшийся грешник дороже праведника». Отцу он сейчас важнее другого сына, который остался с ним, соблюдая все законы семейной морали, верно помогая отцу все эти годы. Так нет, бродяга, беспутный сын в этот миг дороже того, праведного. Ему закалывают тельца, к нему обращена вся любовь отца.
Тот, кто осознал свой грех, тот проделал путь непростой, многотрудный, как этот блудный сын, душа его претерпела муки, так было с апостолом Петром, трижды предававшим своего Учителя.
Всё так, а вот понять до конца ещё не могу. В «Блудном сыне» отец – сама любовь и радость прощения. Счастье вернулось в его душу. Слепое его лицо – одно из лучших изображений счастья, во всей его полноте. Мы не видим лица сына, может быть, он плачет, мы видим лишь слепого отца, его руки, он ощущает ими, даже не прикасаясь к сыну. Согнутая спина сына, он стоит на коленях перед отцом, перед нами его натруженная пятка, долог был путь возврата домой».
* * *
«Переговоры с совестью идут всегда трудно, её, конечно, можно уговорить, но она не то чтобы соглашается, она просто утихнет, и вдруг однажды, в самый неподходящий момент, опять начинает вспоминать одно и то же.
С ней вступают в сделки: «ладно, обидел, потом исправлю», «возмещу несправедливость когда-нибудь», «если получу должность, возмещу».
Если совести нет, значит, всё дозволено. Из Достоевского: «Если Бога нет, значит, всё дозволено». Совесть, она как бы малое представительство Бога».
* * *
«Атеистов нет. На самом деле почти каждый человек, пусть втайне, верит в высшую власть, Провидение, Судьбу, Рок…Приходит момент: война, болезнь, страдания близких, их гибель, трагическое испытание – и он взывает к своему покровителю: «Спаси! Помилуй! Защити!»
Его личный, тайный Вседержитель должен выручить.
Сколько раз я это видел, слышал за четыре года войны. Сколько раз я, неверующий, становился верующим – перед боем, во время артобстрела, в разведке, когда потерялся, когда ночью запутался, перестал понимать, где наши, где немцы. Когда заболел отец…Да мало ли было. Оставался жив, удавалось выкарабкаться, и что? А ничего, не появлялось веры, нисколько, и не было чувства, что Он помог, нисколько, всё приписывал себе или счастливому случаю. Но всё же где-то откладывалась благодарность, копилось ощущение чуда не просто жизни, а своей жизни.
Не знаю, может быть, нечто происходит и у других, но у меня с годами выросло это ощущение чуда моей жизни, а в самой природе чуда, наверное, и заключена вера. В непостижимость, в тайновидение духа или плоти – во всяком случае, оно появляется».
* * *
«Я хотел бы поверить в Бога, но боюсь. Почему боюсь? Вопрос, на который я избегал отвечать. Не хотел, тем не менее, по мере того, как старел, я неотступно приближался, упирался в этот вопрос. С годами прожитая жизнь обретает разочарования, теряет смысл, и невольно обращаешься к Богу. И вот что мне пришло в голову – я боюсь, потому что не хочу страдать. За неправедные поступки, за суету, эгоизм, за грехи, которые как бы не грехи, пока не веришь, а как поверишь, так они станут грехами и станет их бесчисленно…Неприятно будет оглядываться на своё прошлое, испортишь остаток жизни. Исправить нельзя, отмолить времени не хватит.
Перечисление – это ещё не покаяние».
* * *
«Почему-то совесть не бывает ложной. Если она грызёт, то будьте уверены – за дело. Словно со стороны раздаётся: «Нехорошо, братец, так поступать, некрасиво!» То шёпотом, то хмуро, то воплем: «Тьфу, как не стыдно, чего же ты делаешь!» Ночью будит, достаёт.
Может и вправду совесть – свидетельство божественного происхождения человека. Досталась она нам от Адама, от первородного греха. Стыд не случайно был первым чувством, которое отличило человека от остальных живых тварей.
Они, Адам и Ева, прикрылись фиговыми листьями, и стыд прошёл. Стыд был запретом. В фильмах мужчины и женщины африканских племён носят набедренные повязки. Меня всегда это озадачивало: зачем? Это что, признак цивилизации? Или потребность человека? Или наличие того высшего начала, что дано было человеку при сотворении мира, когда Господь спросил Адама: «Кто тебе сказал, что ты наг?».
* * *
«Я и раньше читал Евангелие, недавно я его перечитал. И вдруг внезапно, неожиданно понял…А что это такое? Каждое из четырёх Евангелий – это рассказ, довольно простой рассказ-биография из серии «Жизнь замечательных людей». Про трагическую жизнь одного человека.
Почему, спрашивается, этот рассказ обладает такой силой и такой художественной неповторимостью? Вот Лев Николаевич Толстой пробовал написать своё Евангелие. Не получилось у него, я читал. Сухо, нравоучительно, неинтересно по сравнению с рассказами этих плотников и рыбаков. В чём тайна этого сочинения?
Наверное, есть какие-то литературоведческие подходы к этому. Я их не читал. Но удивительность этого повествования, она, конечно, меня поражает.
Почему это так действует? Почему люди читают это уже две тысячи лет почти? И по-прежнему это действует, по-прежнему каждый что-то находит для себя. В чём дело? В чём секрет этого? Если подойти к этому как к чисто литературному явлению, откидывая то, что это священная книга?
Вы скажете: нельзя это откинуть. А почему? Это текст. Это всего лишь текст. Рассказ. Биография. Вот такой человек появился на свет божий, такие у него были злоключения, такие у него были ученики, так он погиб.
Ан нет! Что-то ещё сверх этого появляется. Как это? Чем это объяснить? Даже у человека, который, как я, воспитывался в атеизме, и то волей-неволей возникает какое-то странное чувство, и не понимаешь: как это достигнуто?
Говорят: сакральный смысл. Но ведь это просто расположенные в каком-то порядке слова и фразы. Почему же даже религиозный человек не может создать ничего подобного? Почему священники, блаженные, святые, написав массу текстов (блаженный Августин, Фома и так далее), не смогли подняться до этих вершин? Их можно читать, иногда интересно, но это совсем не тот уровень. У меня нет объяснений. Я не знаю, есть ли они у кого-нибудь.
Да, можно заслониться словами «это Священное Писание». Прибавить веру, божественное что-то. Но всё это не объясняет чисто художественной силы. И не только Евангелия, но, например, поразительной «Книги Иова». Что это такое? Связано ли это как-то с чувством любви к людям или любовью к Богу, верой и подобными ощущениями?»
Цитируется по: Гранин Д.А. Причуды моей памяти. – М.: Центрополиграф, 2009
Из книги "Мой лейтенант"
"Вечером, когда мы пил чай с заваркой из наших трав, насушенных Медведевым, я вдруг рассказал ему про первое свое убийство. Трудно понять, с чего это меня понесло. Я старался никогда не вспоминать о нем, за прошедший месяц никому словом не обмолвился. Со временем к этому случаю стали возвращаться подробности.
Я грузил на телегу ящики с патронами, когда наш лейтенант приказал сбегать на КП нашей роты, что-то их не видно, пусть не задерживаются со своим барахлом. Я схватил, помчался. Еще издали увидел у землянки два зада, у входа в нее, за эти месяцы они выросли в памяти в две огромные задницы. Я было окликнул, но звук застрял у меня в горле - сизый цвет, немецкий цвет, как вспышка блеснуло в мозгу, и в тот же миг рука клацнула затвором, палец нажал крючок, автомат дернулся, затрясся, это он сам уже, не я, веером в обоих, не мог остановиться. Всплеск крови, вскрик, но это уже вдогонку, снаряд бьет в колокольню белой церкви и она окутывается кирпичной пылью, медленно надламывается, я мчался и мчался, гонимый ужасом.
Медведев не отвечал.
— Хорошо бы забыть начисто, — сказал я.
— А может, и не надо, — сказал он.
— Нет уж, — добавил он, — раз пошел воевать, надо убивать. Я тоже убил несколько. Из «Дегтярева». Не знаю, какие они были. Не стал смотреть. Они к пасеке пришли. Мы знали, что придут. Хорошо, что забыть не можешь. Я вот не знаю, надо ли молиться за них? Не кощунство ли?
— Вы в Бога верите?
— Что-то вроде того.
Подумав, я спросил, помогает ли вера.
— Так я помощи не прошу. Из праха мы вышли и в прах вернемся. То ли с пулей в груди, то ли с бякой какой.
— О чем же вы молитесь?
Медведев поскреб затылок.
— Я не прошу, я благодарю Господа, — он чуть улыбнулся, — за то, что он вдохнул жизнь и в меня, дал полюбоваться на свое творение. Конечно, за любовь. Я не выпрашиваю «Дай еще побыть здесь», а «Спасибо тебе за то, что ты соблаговолил пригласить меня на этот праздник».
— Неужели вы думаете, он есть?
— Для меня — да.
— Он для всех или только для вас?
— Не знаю.
— Разве наша жизнь праздник?
— Конечно. Жаль, что ты этого не чувствуешь.
Из книги "Мой лейтенант"
Как-то мы с Женей Левашовым рассуждали о том, в чем человек может ощущать Бога. Наверное, это творчество, когда поэт или художник сочиняет, рисует. А ещё в природе. Но больше всего, мы в этом сошлись с ним, в любви. Материнство встречает Творца в своем ребенке. Любовь - самый доступный, короткий путь к Всевышнему.
|
